Михаил Присяжнюк: «Один за всіх» — проект о реальных людях и реальной помощи
Уже этой осенью остросоциальный проект «Один за всіх» возвращается на телеэкраны с двенадцатым сезоном. Помимо новых резонансных сюжетов, зрителей ждет еще одно важное обновление — новый ведущий. Вместо Дмитрия Карпачева им стал юрист Михаил Присяжнюк, который на протяжении шести лет занимал кресло постоянного эксперта «Один за всіх». О том, почему ему не безразлична судьба проекта, о сложностях в процессе съемок, а также честно о недостатках украинской законодательной системы Михаил Присяжнюк рассказал в эксклюзивном интервью для STB.UA.
Михаил, насколько я знаю, вы с экс-ведущим Дмитрием Карпачевым были в очень хороших отношениях. Как восприняли его уход?
Все шесть лет я считал, что это программа Дмитрия Карпачева, а я — его правая рука. Телевизионный тандем, который у нас с ним сложился, на мой взгляд, является одним из самых удачных на украинском телевидении. Это тандем ведущего и постоянного эксперта. Тандем двух друзей, которые дополняют друг друга. Тандем психолога, который мог докопаться до истины, и юриста, который «брал за жабры» и прямо из студии отправлял виновного туда, где ему место. Узнав о том, что Дима собирается покидать проект, я пытался его отговорить. К сожалению, его планы были определены, а решение принято.
Еще по теме: Дмитрий Карпачев покидает проект «Один за всіх»
А как возникла идея заменить Дмитрия на посту ведущего?
Скажу так. Я никогда не думал о том, чтобы стать ведущим «Один за всіх», пока там был Дима. Но когда пришло время искать ему замену, я однозначно хотел занять это место. Потому что с первых дней очень люблю «Один за всіх». Это проект о реальных людях, реальных судьбах и реальной помощи. Для меня было крайне важно и дальше вести линию поведения, которую мы с Димой выбрали для себя на проекте. Линию не безразличных людей, не холодного ведущего и не просто говорящего эксперта, а людей, которые слышат, понимают и помогают. Мне во что бы то ни стало, принципиально не хотелось пускать кого-то чужого, кто, уж простите, придет просто попиариться. Не буду скрывать, я переживал, пока шло обсуждение руководством.
Что для вас будет самым сложным в новой должности?
Держать себя в рамках. Ведь у эксперта, в отличие от ведущего, как таковых рамок нет. Ты можешь себе позволить не скрывать эмоций. Например, когда перед тобой сидит педофил… сохранять беспристрастность и не выходить из себя очень трудно. Но как раз это и предполагает роль ведущего — спокойствие, здравый смысл, взвешенность. И с этим будет сложнее всего. В остальном — не думаю, что моя работа в студии «Один за всіх» существенно изменится. Хотя бы в силу того, что я делаю это уже шесть лет. Неважно — выступаю я как постоянный эксперт, приглашенный эксперт или как ведущий, все равно есть люди, есть истории, есть проблемы, есть их обсуждение. И главное — есть решение этих проблем.
«Могу с уверенностью сказать, что ни один даже самый непорядочный человек не может упрекнуть нас в том, что мы лишь шоу.»
Проект «Один за всіх» существует с 2013 года. На ваш взгляд, что изменилось за это время? Стали ли зрители иначе воспринимать проект?
Я участвовал в съемках практически всех выпусков. Со мной записано более чем 200 программ «Один за всіх». Могу сказать, что мы, безусловно, успели завоевать уважение аудитории. Проектов, подобных «Один за всіх», предостаточно. Но мы кардинально отличаемся с первого дня — тем, что не просто обсуждаем, но и помогаем после съемки в студии. Как юрист я взялся за судьбу не одного героя. Так же поступают и все те эксперты, профессионалы, которых мы приглашаем в студию, — психологи, психиатры, криминалисты, врачи. Когда проект стартовал, многие отреагировали скептически — «ой, еще одни просто “потрындят”» или «сколько можно пиариться на чужих судьбах и горе людей?». А когда мы заходим в двенадцатый сезон, и я уже захожу как ведущий, могу с уверенностью сказать, что ни один даже самый непорядочный человек не может упрекнуть нас в том, что мы лишь шоу. Да, мы не всем смогли помочь в той мере, в какой хотелось бы. Но абсолютно каждый раз мы делали все, зависящее от нас.
А есть что-то, что вам, как новому ведущему, хотелось бы изменить или привнести?
В новом сезоне я планирую не ограничиваться только разговорами в студии: буду так называемым «полевым» ведущим. Если нужно подать заявление, то «Один за всіх» не просто отправит его по почте, а возьмет съемочную группу и вместе с героями поедет в райгосадминистрацию, сельсовет, полицию… Да куда угодно. Будем подавать заявление вместе. Так чиновники или работники правоохранительных органов увидят, что у обратившихся людей есть серьезная поддержка, и я уверен — это поспособствует скорейшему решению проблем, с которыми обращаются в нашу студию.
Что является для вас самым сложным в съемочном процессе?
Есть две составляющие в любом съемочном процессе, которые я ненавижу. Первая — это грим. Особенно, когда он спустя 5–6 часов съемки начинает буквально «откалываться», как плохая известка от стены. Вторая составляющая — нельзя никуда отойти… даже в туалет (смеется. — Прим. ред.)! Потому что когда накал страстей, эмоции кипят, а герой вот-вот признается в чем-то серьезном — сдвинуться с места невозможно. Порой в студии открываются шокирующие подробности — об изнасилованиях, убийствах, педофилии, страшнейших людских драмах. Съемка одного выпуска длится не меньше трех часов. А бывает, и пять, и семь… Но ты банально не можешь встать. Это не кино, и мы не знаем, по какому сценарию будут развиваться события.
Часто ли на съемках происходят какие-то курьезные ситуации? Можете припомнить какую-нибудь интересную историю?
Во время записи каждой программы случается масса непредсказуемого — и веселого, и не очень. Однажды мне пришлось одного из героев обнимать на протяжении всего съемочного процесса… Это был пожилой дедушка, который мог передвигаться только на костылях — у него были удалены пятки. Как сейчас помню, его звали Зенон. В ходе программы выяснилось, что его 15-летнюю внучку 4 года насилует ее отчим. И вот дедушка Зенон ждал, пока выйдет отчим, и постоянно у меня переспрашивал: «Вы, как адвокат, возьметесь, если я его тут…?». На самом деле пострадавшая девочка рассказывала настолько ужасные вещи, что мне самому хотелось размазать по студии этого отчима, когда он войдет. Наконец отчим-насильник появился. И я, наверное, плохо поступил… Дима Карпачев пытался словесно сдержать дедушку, а я говорю: «Зенон, можно!». И он на коленях дополз до этого отчима, схватил за шею и начал бить кулаком в морду. Я подождал секунд 10, насладился этим, а потом взял, обнял дедушку, и мы просидели вместе на диване около 3 часов. Радует, что отчим прямо в студии с моей помощью написал заявление и получил по заслугам.
А что, на ваш взгляд, движет людьми, которые сами обращаются в проект, но при этом их прошлое скрывает порой куда более страшные тайны, чем то, в чем они пытаются обвинить кого-то в эфире? Неужели они не понимают, что их так или иначе выведут на чистую воду? Возможно, это такой странный способ прославиться?
Знаете, есть существенный недостаток не столько в самой украинской законодательной системе, сколько в системе исполнения наказания. Законы у нас вроде бы составлены хорошо, но сама часть наказания выписана очень прозрачно и пространно. Возьмем снова ту же педофилию. За нее в нашей стране выносят приговор по 155 статье УК Украины — секс с несовершеннолетней. То, что во всем мире так и называется, педофилия, в нашей стране — секс с несовершеннолетней. Давайте смотреть правде в глаза: несовершеннолетняя — это 15–17 лет. Но ведь в выпусках «Один за всіх» мы встречались с теми, кто занимался сексом с 3-, 4-летними детьми. Разве это не самое настоящее изнасилование?.. Но по украинскому закону — секс с несовершеннолетней. Причем, если за изнасилование можно получить 10 лет строгого режима, то за секс с несовершеннолетней — в лучшем случае 3 года в колонии общего режима, таком себе «плохом пионерском лагере». Осужденный даже может выйти досрочно через 1,5–2 года. Неудивительно, что насильник не видит особой угрозы. К тому же многие уверены, что доказать вину вообще невозможно — мол, кто послушает ребенка? Люди, которые едут к нам в студию, думают, что отделаются простыми разговорами, как это бывает в большинстве подобных проектов. Но этим и отличается «Один за всіх»: мы не просто обсуждаем проблему, а ищем ее решение. И зачастую находим. Надеюсь, что такие люди, уверенные, что за содеянное им не придется отвечать, будут продолжать так же легкомысленно ехать к нам на проект и уезжать из нашей студии уже в места лишения свободы.
«Люди, которые едут в студию «Один за всіх», думают, что отделаются простыми разговорами, как это бывает в большинстве подобных проектов.»
А как быть, если человек пытается скрыть правду, но полиграф показывает, что он врет? Можно ли притянуть его в таком случае к ответственности?
Полиграф — это хорошая возможность сложить для себя впечатление о том или ином человеке. К сожалению, у нас детектор лжи в судопроизводстве или на стадии досудебного следствия в принципе не существует как явление. Но если следователю профессиональный полиграфолог говорит, что вот здесь опрашиваемый соврал, это принимается во внимание. Заключение не будет использоваться как материальное доказательство в суде, но во всяком случае подскажет, в каком направлении можно копать. Я рассматриваю детектор лжи как своеобразный вектор для следователя.
Когда начинаются съемки двенадцатого сезона? Знаете ли вы уже, с какими историями придут к вам студию?
Съемки «Один за всіх» стартуют в конце июля, а уже в начале сентября состоится премьера нового сезона. Историй я не знаю и намеренно не стремлюсь узнать. Всегда прошу не рассказывать мне никаких подробностей, если не требуется мое участие в переговорах с героями или выезд на место. Все истории я хочу узнавать уже в студии. Во-первых, первичные эмоции всегда самые честные. Во-вторых… вокруг и так достаточно негатива.
Смотрите 2 сентября премьеру 12 сезона «Один за всіх» на телеканале СТБ!
Автор: Ирина Лебедева
